1 стр.    2 стр.    3 стр.

     В вопросе улучшения церковного звона важно знакомство с искусством выдающихся звонарей. Одним из выдающихся звонарей в Петербурге является Александр Васильевич Смагин, родившийся в 1843 году в Верхотурском уезде Пермской губернии, в селе Шипицыне. В 1853 году, когда ему было десять лет, он прислуживал в своей сельской церкви, подавал кадило и, как все дети, любил звонить. Хотя и тогда звон его отличался от звона его товарищей, но звонил он в то время механически, без углубления в значение и состав звона, или, как он выражается в своей записке, его звон "был несознательным до 1863 года".

     Отец его был зажиточным крестьянином и имел четырёх сыновей, из которых двое старших окончили курсы уездного училища, а двое младших, в том числе Александр Васильевич, остались вовсе неграмотными. Поступив на службу в армейский полк (за 2500 верст от родины), он всё своё рвение устремил кроме строевой службы также на изучение грамоты, чего ему в течение полутора лет и удалось достичь, то есть он научился читать и писать. На него обратил внимание командир полка В.И. Яновский.

     Однажды, 19 февраля 1867 года, Смагин, подготовляя месячный отчёт по канцелярии, услышал звон на двух колоколах (колокола были большие), но звон плохой. Он закрывает дела, прекращает работу, отправляется на колокольню, берет веревки в руки и начинает звонить. Через час он получает приглашение от церковного старосты Василия Гавриловича Холина, содержавшего тогда в той церкви свой хор певчих, предложение обучать звону церковных звонарей. Смагин взялся и обучал сторожей звону около месяца.

     Василий Гаврилович Холин, оптовый торговец овцами и владелец двух винокуренных заводов, принадлежит к числу немалочисленных у нас ревнителей церковного благолепия. Словом, Холин лелеял свой хор, который пел прекрасно и состязался с хором покойного воронежского архиепископа Серафима, большого любителя церковного нотного пения. Старожилы говорят о его хоре: "Не услышим теперь такого пения, нет теперь таких хоров". Любовь Холина к пению побуждала его вслушиваться во всякое мало-мальски хорошее пение и заимствовать его для своего хора; таким образом, хор его многое исполнял из пения Серафимовского хора.

     Пригласив Смагина обучать церковных сторожей звону, Холин, по истечении месяца, предложил ему рекрутскую квитанцию, по которой он мог освободиться от военной службы и поступить к нему на службу. Смагин принял предложение и поступил к Холину конторщиком. В течение более десяти лет, с 1867 по 1878 год, он сопровождал хозяина по торговым делам по средним и южным губерниям.

     Где только ни слышал его хозяин хороший звон, немедленно посылал Смагина изучать его, а когда возвращался домой, то проверял своего приказчика на приходской церкви, где состоял старостою. При этом Холин обнаруживал большое чутьё и слух относительно церковного звона, сразу и метко отмечая отступления от слышанного звона, если их делал Смагин. Но этим не довольствовался Холин в своей любви к церковному звону, и в 1873 году нарочно командировал своего звонаря для изучения звонов в Москву, Троице-Сергиеву Лавру и в Ростов Ярославский. Благодаря такому усердию хозяина, Смагин имел возможность усвоить себе различные звоны и на их почве начал вырабатывать нечто своё, составлять сборный звон из известных ему звонов, вносить сюда свои добавления, новые ритмические фигуры, которые иногда выходят сами собою, непроизвольно, и этим он выступил на путь импровизации на колоколах. Словом, по его выражению, звон его "из несознательного стал сознательным", то есть Смагин внёс в своё искусство начало сознания и известное творчество.

     В городе Ливны Орловской губернии Смагин, в скором времени, стал известным звонарем и любимцем прихожан и города. Он однажды вызвал на себя неудовольствие ливенского соборного протоиерея, который жаловался архиерею, что Смагин звонит непотребно. Орловский архиерей Макарий назначил следствие, вызвал Смагина, сам слушал его звон и, в конце концов, пригласил его обучать звонарей.

     В 1878 году Смагин по обстоятельствам приехал в Санкт-Петербург, занимался торговлей, но ему не повезло и пришлось бороться с нуждой, в силу чего работал поденно на Балтийском заводе (1885 год) и носил балки. Он пользовался доверием рабочих, и цехом чернорабочих Балтийского завода был выбран старшиною-представителем при спуске миноносца "Лейтенант Ильин" и закладке крейсера "Память Азова". В это время Смагин занимался воспитанием сына, который учился в гимназии, и свою любовь к звону должен был очень умерить. Тем не менее, в 1886 году в течение десяти месяцев он служил звонарем в Александро-Невской лавре, в которой усвоил так называемый лаврский звон. На соборной колокольне есть довольно порядочный подбор колоколов. Особенно нравился Смагину большой колокол в 800 пудов никоновского литья с изображением патриарха Никона, в левой руке держащего колокол, а в правой - Церковь.

     В 1888 году по поводу спасения императорской фамилии при крушении поезда в Борках, Смагин обратился к обер-прокурору Св. Синода с докладной запиской, в которой, выражая верноподданические чувства по случаю спасения жизни Государя Императора от угрожавшей опасности, ходатайствовал о принятии его бесплатным звонарем в один из храмов столицы. Эта записка была препровождена на благоусмотрение Исидора, митрополита Санкт-Петербургского. Его Высокопреосвященство пожелал выслушать звон Смагина, и последний для этого был вызван в Лавру и звонил в присутствии митрополита. После этого испытания Александру Васильевичу предложили место платного звонаря в лавре (по 30 руб. в месяц), но он не принял его, заявив, что не хочет своих патриотических чувств продавать за деньги. Тогда состоялась следующая резолюция Его Высокопреосвященства: "Благочинный ближайшей к месту жительства Смагина Вознесенской церкви объявить причту и Смагину, что последний может исполнить при той церкви звонаря безвозмездно". Смагину выдали из Санкт-Петербургской духовной консистории указ от 12 декабря 1888 года № 305 на право звонить в Вознесенской церкви.

     В августе 1886 года Смагин ездил в Коневский монастырь на говение после происшествия на Балтийском заводе, где он работал поденно: ему балкой отдавило ногу. Видя в этом наказание за грехи и упущения относительно обязанностей христианина, Смагин решил попоститься в Коневском монастыре. Приехав туда, он не упустил случая применить своё искусство с разрешения архимандрита Пимена. Взобравшись на колокольню, он увидел, что она была запущена и загрязнена. Между тем, любя своё искусство, он требовал на колокольнях чистоты, опрятности, сам не курил на них и другим не позволял этого делать. Понятно, что ему не понравилась запущенность колокольни Коневского монастыря, и он заставил монахов вымыть колокола от грязи и от птичьего помёта. Между прочим, он учил коневских звонарей своей манере звонить, и ученье шло в течение целого дня между службами. Слушать звон собирались многочисленные богомольцы и спрашивали архимандрита: "Ваше Высокопреподобие, скоро ли начнут по нотам звонить?" Смагин был предметом общего внимания, и когда он уезжал, то его провожали и на прощанье дали ему разных запасов, плодов, 3 руб. денег и бесплатный проезд до Петербурга.

     Как выше упомянуто, он уже в Ливнах был известным звонарём, и память о нём сохраняется там и теперь. Когда несколько лет тому назад в Петербург приезжала депутация из города Ливны ходатайствовать о постройке железной дороги, члены этой депутации были и у Смагина как бывшего ливенского звонаря, и один из депутатов приглашал его вернуться к ним в Ливны, говоря, что теперь у них некому и позвонить, но Смагин отказался, сославшись на воспитание сына, который кончал гимназию.