Наполеон осознавал, особенно после переправы через Березину, что его "великая армия" разгромлена, и для продолжения войны ему нужны новые солдаты. 5 декабря он отправляется в Париж, оставив командование маршалу Мюрату. День отъезда императора запомнился участникам "русской кампании" как неоднозначное событие. Решение императора вызвало у окружающих немало вопросов, не говоря уже об этической стороне этого поступка. Был ли отъезд запланирован заранее им самим, или решение было принято под давлением маршалов, убеждавших императора покинуть армию? Кто был осведомлен о предстоящем отъезде? Лишь наиболее приближенные, высшие офицерские чины могли знать об этом. Их воспоминания проясняют детали этого события.

 

***

Русская серебряная медаль с изображением Наполеона

Маршал Бессьер часто рассказывал в своей семье и между своими друзьями, что едва он успел приехать в Сморгони, как неаполитанский король и принц Евгений стали настаивать, чтобы он вместе с ними сказал императору о том, что они считали крайне необходимым, чтобы он возвратился в Париж. Герцог Истрийский самоотверженно решился первый заговорить об этом. Он сделал это в их присутствии и откровенно поставил вопрос об отъезде Наполеону. Тот при первых же словах, произнесенных маршалом, предался сильной вспышке гнева и сказал, что только самый смертный его враг мог предложить ему покинуть армию в таком положении, в каком она находилась. Он пошел еще дальше, так как сделал движение, чтобы броситься с обнаженной шпагой на маршала. "Если даже вы меня убьете, – сказал ему хладнокровно герцог Истрийский, – тем не менее, будет верно, что у нас нет армии и что вы не можете оставаться здесь, так как мы не в силах охранять вас".

Мюрат и Евгений утащили маршала из комнаты, а император послал за ним вечером и сказал. "Если вы все этого хотите, мне надо уехать".

Все заставляет думать, что поведение императора было несколько искусственно, так как есть доказательство, что для него вопрос об отъезде был уже решен, когда разыгрывалась эта сцена.

(Бодюс)


***

Голландский дипломат и государственный деятель Дирк ван Гогендорп

Меня проводили сейчас же к Наполеону. Я застал его при свете двух огарков, при хорошем огне и одетым, как всегда. Он спросил у меня, в каком теперь положении были дела в Вильно, и задавал мне бесконечные вопросы, на которые я, по своей привычке, отвечал по совести и согласно истине. В Вильно было на три месяца съестных припасов, достаточных для тысяч человек, и в магазинах огромное количество одежды, предназначенной для разных корпусов и главным образом для первого корпуса маршала Даву. Он слушал эти подробности с большим вниманием. Затем я доложил ему о тех своих военных распоряжениях, которые я сделал, чтобы прикрыть отступление армии и предохранить Вильно от неожиданных нападений казаков. Он одобрил все и очень хвалил меня за то, что я подвинул дивизию Луазона от Ошмян. Когда все вопросы были исчерпаны, а все мои ответы прослушаны в глубокой тишине, он с тем же спокойствием сказал: "Здесь все погибло: нужно придумать другие меры. Идите обедать к Дюроку, а затем я сообщу вам о моих намерениях".

(Гогендорп)



***
В этот вечер генерал Делаборд вошел к императору с герцогом Тревизским. Оба немного спустя вышли оттуда. Они, конечно, слышали об отъезде или, по крайней мере, предвидели его, но на лицах их не было видно и тени беспокойства. Это люди, перед памятью которых не может сломить никакая неудача, никакое страдание, которых не устрашает никакое предвидение.

Выйдя из занимаемого императором дома, вокруг которого замечалось усиленное движение, эти два военачальника совещались некоторое время прежде чем расстаться; маршал объявил о важном приказании, которое будет отдано вечером главным начальником армии. Я услышал также, как генерал произнес: "Произойдет нечто неожиданное, но, по-моему, необходимое; покоримся и не будем падать духом".
В это время мимо нас прошло несколько маленьких польских лошадок, которых вели крестьяне; вероятно, их купили для экипажей императора. Эти лошади, найденные в этой местности, были в гораздо лучшем виде, чем те, которые выдержали вместе с нами усталость и лишения отступления. Вот каким образом мне пришлось быть свидетелем отъезда императора. Было решено, что он произойдет ночью и о нем были осведомлены только те, кому было необходимо это знать. Переправиться через эту страну, по которой уже рыскали русские пикеты, казалось самым смелым людям препятствием полным опасностей, которое из осторожности следовало держать в тайне.

(Бургоэн)


***
В Сморгони император, прежде чем покинуть армию, простился с генералами, которых мог собрать вокруг себя. В семь часов вечера он уехал в сопровождении Дюрока, Мутона и Коленкура. Мы остались под начальством неаполитанского короля, достаточно точно этим обескураженные, так как это был первый солдат по умению нанести сабельный удар или по бравированию опасностями, но можно смело упрекнуть его, что он был палачом нашей кавалерии. Все отряды должны были на пути взнуздывать лошадей, но ведь вся наша армия  умирала от усталости, и по вечерам эти несчастные не могли уже пользоваться лошадьми, чтобы добывать фураж. Сам неаполитанский король имел в запасе от 20 до 30 лошадей, и каждое утро выезжал на свежей лошади. Конечно, это был лучший кавалерист Европы, но совершенно непредусмотрительный человек. Мало быть неустрашимым солдатом, надо еще уметь беречь свои ресурсы. И это по его вине у нас погибло 40000 лошадей. Нечего напрасно порицать своих начальников, но все же император мог сделать лучший выбор. Тем более, что во главе армии стояли два отличных солдата – маршал Ней и принц Богарне; они своим хладнокровием и своей отвагой спасли нас от величайших опасностей.

(Куанье)
 
***
Я присутствовал при том, как уезжали экипажи, увозившие императора, еще так недавно шедшего во главе бесчисленного войска. Это было событие важное для всех нас, но, как это часто случается, свидетели последнего действия этой мрачной драмы не были так поражены им, как те, кто слышал вдали об испытываемых нами страданиях. Что касается нас, то этот отъезд не возбудил в нас ни удивления, ни беспокойства, и у меня осталось о нем воспоминание как о любопытном зрелище великого исторического события.

(Бургоэн)


Источник: Французы в России, 1812 г., по воспоминаниям современников – иностранцев. Сборник, составленный А.М. Васютинским, А.К. Дживелеговым и С.П. Мельгуновым. Издательское товарищество "Задруга". Москва. 1912.