Онлайн конференция

Реальность и вымысел в литературе

С чего начинается творчество? Что важнее для писателя — дар занимательного рассказчика или необычный жизненный опыт? Достоверность и вымысел в литературе – что первично? Что такое литература для современного писателя — ежедневная работа? хобби? Божий дар? Свое мнение по этим и многим другим вопросам высказали в рамках онлайн-конференции финалисты национальной литературной премии «Большая книга» Илья БОЯШОВ - автор романа «Танкист, или «Белый тигр» и Александр ИЛИЧЕВСКИЙ - автор сборника рассказов «Пение известняка».
Национальная литературная премия Большая книга - логотип
Ответы на вопросы
linda:

Насколько вы подвержены модному чтению: Головачев, Лукьяненко, Роулинг?

Илья Бояшов:

Убежден, что модного чтения не бывает. Есть просто чтение. К сожалению, я совершенно равнодушен к жанру «фэнтэзи». Многие советовали и Головачева, и Лукьяненко, и тем более Роуллинг, но как-то не сложилось. И к детективу нет настроения. Вот Сорокина и Пелевина (из известных) читал. Оба – очень талантливые авторы. Можно не соглашаться с концепциями, но отрицать их безусловный большой дар невозможно.

Александр Иличевский:

Не подвержен. Ни как читатель, ни как писатель. Считаю, писатель не должен вообще знакомиться с актуальной литературой. Как во избежание тавтологии, так и потому, что смысл никогда не лежит на поверхности.

Светлана:

Вы согласны с тем, что для того, чтоб хорошо творить, надо меньше читать? Каково у вас соотношение чтения и творения?

Илья Бояшов:

Читать вообще нужно очень много. А вот творить – поменьше.

Александр Иличевский:

В работе над романом неизбежно изучение целой прорвы материалов — как художественных, так и документальных. В этом утилитарном смысле чтение для меня неизбежно. С другой стороны, я бы ни за что не стал писать, если бы было что читать. Письмо — это процесс в определенном смысле тождественный чтению.

Нина Владимировна:

В современной литературе много пошлости. Неужели нельзя просто писать книги, не смакуя интимных подробностей жизни героев?

Александр Иличевский:

Можно.

Илья Бояшов:

Дело в том, что все зависит от таланта. Если у писателя талант – он не может быть пошлым. Любую интимность он опишет талантливо.

Яков Прудис:

Есть ли какие-то знаки судьбы, которые указывали на то, что каждому из вас уготована писательская стезя?

Александр Иличевский:

Никаких знамений не испытывал. Всегда делал только то, что очень хотел делать. Вот только в раннем детстве однажды столкнулся с пониманием того, насколько грандиозно чудо существования литературной реальности.

Илья Бояшов:

Человек уже рождается с задатками шофера, политика или негодяя. В этом совершенно уверен. Переселение душ существует.

Анжелик:

Для Вас важно, чтоб читатель понял именно то, что вы хотели сказать своим произведением, или вас больше радует сознание того, что каждый читатель понимает ваше произведение по-своему? Спасибо

Александр Иличевский:

Считаю, что помыслы о понимании кем-то иным твоего произведения являются запретными. Если Всевышний поймет, уже хорошо.

Илья Бояшов:

Автор обязательно должен писать так, чтобы читатель понял каждую его строчку. В этом главная трудность писательства.

Крапивко Юрий:

Как вы считаете, нужно ли во взрослом возрасте читать и перечитывать классику? Вам часто приходится обращаться к классикам? Кто для вас является самым почитаемым представителем классической российской литературы?

Илья Бояшов:

6. Классику нужно читать и перечитывать в любом возрасте. Классике просто необходимо подражать. Что касается особо почитаемых русских классиков – то для меня они все почитаемы. От Радищева и Карамзина до Бунина.

Александр Иличевский:

Классика должна быть читаема всегда. Это стратегический фонд развития национального сознания. Классика потому и классика, что помещена в вечность. Это огромный национальный труд. И он обязан быть воспроизводимым в каждом следующем поколении. Особенно люблю Толстого и Достоевского (с одной серьезной оговоркой, что этот великий писатель такой же проповедник добра, как и адвокат зла).

Анатолий:

Есть ли у вас дети и сочиняете ли вы им сказки? Может ли "взрослый" писатель писать интересно для детей или его неминуемо потянет во взрослую философию?

Александр Иличевский:

Я сочинил довольно много сказок для своего сына, но насколько они были удачными — судить ему, а не мне. Писать для детей необыкновенно сложно, и далеко не каждый писатель на это способен. Это особенный талант, обусловленный необыкновенно тонким и прозрачным устройством сознания. Мне не очень приятно читать детских писателей, понимая, что они писали на самом деле для взрослых, а не для детей. Это нечестно.

Илья Бояшов:

У меня взрослый сын, офицер флота. Служит в Североморске. Когда он был маленьким, что-то я ему рассказывал – про мышек, ворон и прочих лесных персонажей. Сказки сочинять невероятно сложно. Из ста литераторов, если не из тысячи, только один сможет сочинять настоящие детские сказки. Писать для детей – невероятно редкий дар.

any:

Вопросы обоим участникам конференции: зачем вы пишите. Если уместно - то для кого вы пишете. Какой, на ваш взгляд, самый значимый писатель за последние 20 лет.

Александр Иличевский:

Пишу я только по одной причине: потому что мне нравится. Не смотря на все неприятности, прилагаемые к этому процессу. Вообще ничего всерьез нельзя делать в жизни, если не получаешь от этого удовольствия. А вот писать мне совершенно не для кого. В лучшем случае для себя, взятого в состоянии предельного отстранения. Самый значимый писатель за последние двадцать лет? Саша Соколов, Джозеф Кутзее, Сол Беллоу, Леонид Юзефович. Среди поэтов русских имен будет в три раза больше.

Илья Бояшов:

Ответ очень прост: если человек рождается банкиром, он им и становится. Родился полководцем – в двадцать лет уже сможешь командовать полками. Родился литератором – пишешь. А вот что касается самого значимого писателя за последние двадцать лет…Есть очень много равнозначимых авторов. Маркес есть. Леонид Леонов был. Варлам Шаламов. Сэленджер есть. Кен Кизи был замечательным писателем. Чарльз Буковски. А разве плох автор «Парфюмера»? Андрей Битов есть. Астафьев был. К счастью, жив Распутин. На самом деле великих писателей множество, а хороших – и вообще бессчетное количество. Про неплохих уже и не говорю.

Аня Холина:

Что в вашем понимании означает писательский дар?

Александр Иличевский:

Писательский дар состоит в одном: суметь предоставить читателю (то есть — себе, взятому в предельном состоянии отстранения) слова, в которые он способен поверить, и благодаря которым поле его существования претерпит развитие.

Илья Бояшов:

Писательский дар – штука совершенно для меня непонятная.

Коровина Ольга:

Любой вымысел должен быть логичным, а это невозможно без дополнительного изучения проблемы, подчитки дополнительной литературы. Как у каждого из вас происходит этот добор недостающих логических звеньев? Или в ваших книгах нет вымысла?

Илья Бояшов:

Вот в чем преимущество литератора перед историком - он может сочинять напропалую. Все в его книгах может быть вымыслом. (Естественно, логическим. Литература вообще не может существовать без логики). И никто ничего не скажет. Я беру вымысел и приклеиваю к нему различные исторические факты. И никто ничего не может сказать. Я - сочинитель. Вот если бы взялся за серьезный исторический труд – тут другое дело. Тут сразу бы съели всякие доброжелатели и эксперты, коих всегда очень много.

Александр Иличевский:

Совершенно верно. Вымысел должен быть абсолютно правдив. И для достижения этой достоверности требуется огромное количество усилий. Порой, чтобы написать о коротком действии в некоей местности, приходится досконально эту местность изучить, вплоть до мельчайших подробностей флоры, фауны.

Тимур:

Почему танки?

Илья Бояшов:

Почему танки? Не знаю. Могли быть автомобили. Или корабли. Неважно о чем писать – важно как. Про чернильницу можно написать. Про муху. Про былинку-травинку – и вывести космос. Это уже от самого литератора зависит: получится или нет. В любом явлении можно поднять гигантские вопросы. В чем гениальность Чехова – писал о совершенно пошлейших вещах. Но опять-таки как!

Наташа:

Как отличить фантазию от лживости в литературе?

Александр Иличевский:

Это важнейший онтологический вопрос, разбору которого можно было бы посвятить монографию.

Илья Бояшов:

Да очень просто. Талант не может писать лживо.

Юля Бравец:

Должен ли писатель быть публичным человеком?

Александр Иличевский:

Писатель, будучи публичным человеком, рискует перестать быть писателем. В моем понимании эти вещи не совместимы вообще.

Илья Бояшов:

Это от самого человека зависит. Есть писатели, которые хотят публичности. Есть – которые ее не хотят. Только и всего. На литературу такое человеческое качество мало влияет. Можно быть публичным гениальным писателем. Можно быть гениальным затворником – писателем.

Андрей:

Отчего зависит успех литературного произведения?

Александр Иличевский:

Успех зависит только от художественной удачи. И никак не зависит от числа читателей. Примеры: Кафка, Платонов.

Илья Бояшов:

Успех любого литературного произведения в первую очередь зависит от таланта автора.

Гуля:

В школе на уроках литературы и языка нас учили перед сочинением составлять план. Ужасно не любила это делать, т.к. никогда не знала, куда заведет меня писание сочинения... А вы составляете план произведения? Придерживаетесь ли его, если действительно составляете?

Илья Бояшов:

Конечно, план нужен. Хоть какой-то, хоть самый приблизительный. Он вообще, в любом виде деятельности нужен. Без него ни дома не будет, ни нового трактора. Ни тем более, повести или романа.

Александр Иличевский:

И я ужасно не любил составлять план. Но сейчас знаю очень хорошо, что примерный план сочинения быть должен, то есть должен быть конструктивный план замысла, последовательность действий, необходимых для того, чтобы привести его в исполнение. А вот как именно его исполнить — в этом сохраняется полная свобода.

Евгения:

Каков размер тиража ваших первых книг и нынешних? Кому обычно Вы дарите первые экземпляры книг?

Илья Бояшов:

Тираж моих книг очень маленький – и это правильно. У подобной литературы не должен быть большой тираж. Подобная литература вообще должна быть камерна. Так, междусобойчик. Этакий клуб, можно сказать. Вход в него никому не запрещен, однако ведь, согласитесь, входят немногие. Еще раз подчеркну, это совершенно нормальное явление. Большие тиражи должны быть у детективов, любовных историй – то есть у литературы массовой. А первые экземпляры своих книг могу подарить кому угодно. Кто подойдет, тому и дарю.

Егор:

Ваше отношение к сетевым библиотекам.

Александр Иличевский:

Необыкновенно полезное дело.

Илья Бояшов:

Мое отношение к сетевым библиотекам самое положительное – как и к литературе в сети. Замечательно, когда творят. Неважно, в каком пространстве. Это нужно всемерно поощрять.

Артур:

Куда потратите деньги в случае победы в "Большой книге"

Илья Бояшов:

Совершенно уверен, что есть более достойные претенденты на премию. Я и так рад, что оценили мое творчество. Так что даже голову этим не забиваю.

Александр Иличевский:

Не будет такого.

Соня Аракшова:

Александр, Вы говорили, что на премии выдвигают произведения издательства, а не авторы. Когда автору становится известно о том, что его произведение выцдвинуто на соискание какой-либо премии?

Александр Иличевский:

Обычно это становится известно, когда объявлен уже лонг-лист. Так было в трех раундах «Большой книги».

Николай:

Вы считаете Ваше произведение "Танкист, или "Белый тигр" мистическим? полусказочным?

Илья Бояшов:

Да, конечно, считаю. Литература должна нести в себе некий символ. Без символа ничего не получится. А символ уже сам по себе вещь мистическая. Так что любая литература (даже самая реалистичная) уже имеет определенную мистику.

Михаил Тучков:

"Путь Мури", "Танкист" - везде война. Военная тема Вам ближе всего?

Илья Бояшов:

Я историк по образованию, и поэтому активно привлекаю историю для своего творчества. А история, к сожалению, состоит из войн, то есть из человеческого негодяйства. Уберите негодяйства – история тут же завершится. Не скажу, что военная тема мне ближе всего, но как-то получается, что без нее пока не обхожусь.

Алексей:

Вас называют "русским Кустурицей". Как Вы к этому относитесь?

Илья Бояшов:

Кустурица только один и больше такого нигде и никогда не будет. А я Илья Бояшов. Я тоже один. Плох или хорош - это другой вопрос. Но один. Такого тоже больше нигде и никогда не будет.

Анна Николаевна:

Я прочитала "Танкиста", и мне показалось, что все герои там - ни положительные, ни отрицательные. Так было задумано или я ошибаюсь?

Илья Бояшов:

Все герои для таких произведений вообще должны быть ни положительными, ни отрицательными. У них иная задача – они орудия в руках других, скрытых, мистических сил. Битва на земле – проекция иных пространственных, космических битв. Капитан Ахав в «Моби Дике» - тоже орудие. Как и сам Белый кит. Извечная тема борьбы добра со злом, в которой иногда зло и добро могут поменяться местами.

Леонид:

Вы сразу поняли, что Вам нужен эпиграф из "Мастера и Маргариты" или выбирали?

Илья Бояшов:

Да, конечно. Этот эпиграф наиболее подходящий. К сожалению, в подобных мистических битвах добро и зло часто меняются местами. Более того – самым парадоксальным образом не могут обойтись друг без друга.

Елена Горбунова:

Читала Ваше произведение "Танкист, или "белый тигр" с сайта "Большой книги", обратила внимание, что там много слов написано наклонным шрифтом. Это Ваша "фишка", чтоб ударение сделать?

Илья Бояшов:

Шрифт помогает заострить внимание читателя – конечно же, это один из очень эффективных авторских приемов.

Татьяна:

Вы приветствуете выдумку в литературном творчестве, но по-моему описания военных действий в "Танкисте" весьма реалистичны. Видимо, Вы много работали с историческим материалом. К каким еще реальным событиям собираетесь применить свой творческий метод?

Илья Бояшов:

Конечно же, без исторического материала было просто не обойтись. «Танкист» на 90 процентов - вещь реалистичная. А что касается применения творческого метода, то его можно применить к любому повествованию. Этим-то и хороша история – она изобилует множеством примеров, подходящих и к сказке и к реализму.

Георгий К.:

Как бы Вы ответили на эпиграф к книге Ильи Бояшова "Что бы делало твое добро, если бы не существовало зла"? Добро без зла возможно? Или зло необходимо для существования добра?

Александр Иличевский:

В конце времен, писал один мудрец, зла не будет. И не только потому, что оно будет искоренено. А потому, что сознание человеческое к тому времени будет обладать целокупным пониманием того, что в ретроспективном взгляде на историю зла также нет. Это довольно страшно себе представить, но мне кажется, в этом есть важный смысл.

Татьяна:

Вы по-прежнему преподаете или занимаетесь только литературной деятельностью?

Илья Бояшов:

Преподавать, честно говоря, я устал. Все-таки больше двадцати лет стажа. Поэтому, сейчас работаю в издательстве, много читаю текущей современной литературы и редактирую.

Василий Смирнов:

Ванька Смерть "дожмет" Тигра?

Илья Бояшов:

Это вечный бой, выходящий за все и всяческие рамки. И завершится он разве что только со Вторым Пришествием.

Елена:

Не считаете, что для карьеры писателя лучше жить в Москве? Не собираетесь ли переезжать?

Илья Бояшов:

Дело в том, что есть люди, которые энергичны, в них все бурлит. Я не из таких. Я скорее склонен к обломовскому прозябанию: чтобы все спокойно обдумать, поваляться. Никуда не спешить, особенно с творчеством. Тем более, что и место моего проживания не совсем плохое – Петергоф, все в парках, прудах, утки плавают. Императорское местечко. Державность чувствуется. Куда уж убегать от этого?

Стас:

В процентном соотношении - чего больше в Вашей литературе - вымысла или реальности?

Илья Бояшов:

И того и другого примерно поровну.

Александр Иличевский:

Реальности. Потому что есть такой вымысел, который сильней, существенней реальности.

Илья Первенцев:

Поздравляю вас с тем, что вы стали финалистами "Большой книги"! Что значит для Вас выход в финал? Что сделаете с выигрышем в случае победы?

Илья Бояшов:

Выход в финал означает признание. Это хорошо. Человеку всегда приятно, когда его похвалят. А насчет выйгрыща даже не надеюсь. Там есть другие достойные люди, которые работают в литературе уже давным-давно, в отличие от меня.

Александр Иличевский:

Спасибо. Выход в финал для меня очередная неожиданность.

Константин:

И что же для вас литература - работа или хобби?

Илья Бояшов:

Литература для меня – все всякого сомнения, хобби. Упаси Бог, чтобы творчество сделалось работой!

Александр Иличевский:

Для меня — большое удовольствие.

Ольга:

В литературе периода романтизма и реализма герой изображался на фоне природы. Причем пейзаж как внесюжетный элемент служил не только способом раскрытия характера героя, но и отражал авторскую позицию. Как Вы относитесь к пейзажу как художественному приёму, используете ли в своих произведениях, почему?

Илья Бояшов:

В настоящее время у литературы несколько иные задачи. С появлением телевидения и кино нет нужды подробно, как у Диккенса, описывать предметы быта, поля, леса и прочее. Достаточно изобразить пейзаж несколькими штрихами. Характер - одной строчкой. И переходить к сути событий. Остальное читатель себе довоображает. Более того, уверен – настоящая литература – та, в которой все самое главное – в пустоте между строчками. Читательское воображение – великая вещь. На нем и строится литература. Два, три точных слова – неважно, пейзаж, характер – и достаточно. Остальное читатель себе представит.

Александр Иличевский:

Для меня более важно не отношение людей с людьми, а отношение людей и мира, отсюда я лично очень внимателен к пейзажу. Считаю, что ви́дение пейзажа гораздо сильней может раскрыть персонажа, чем его длинный диалог с товарищем по сюжету.

Александр:

Что для вас все же первично - реальность или вымысел?

Илья Бояшов:

И реальность и вымысел для меня одинаково первичны и поэтому важны – это две нити, из которых ткется замысел повествования.

Александр Иличевский:

Для меня первичен брак вымысла с реальностью.

Наталья Сурина:

Вы любите своих героев?

Илья Бояшов:

Конечно же, героев нельзя не любить. Это твои дети.

Александр Иличевский:

Очень.

Ирина Кличкова:

Как Вы думаете, что ждет нашу литературу в будущем? Не вытеснит ли ее Интернет, вся эта блогосфера, а также совершенно помоечная так называемая литература, которую наши граждане предпочитают читать в метро? А ВЫ бы хотели, чтобы Вашу книгу читали в метро?

Илья Бояшов:

Будущее литературы, как и ее прошлое – блестяще. В том смысле, что она никуда не денется. Ее ничто не сможет вытеснить. Это вечный вид искусства. Люди всегда будут читать. Это, можно сказать, человеческая физиология.

Александр Иличевский:

Нет, ничего подобного произойдет. В человеке нерушимо стремление отделять будничное от святого.

Иван Стеценко:

Вы реализовали себя? Или все еще впереди?

Илья Бояшов:

Человек всегда должен себя реализовывать. Каждый день. Пока не свалится.

Александр Иличевский:

Реализация не может быть остановлена. В это она сродни полету.

Елена Наседкина:

Вы перечитываете свои произведения, когда они уже издаются?

Илья Бояшов:

Нет. Боюсь перечитывать – сразу бросаются в глаза все огрехи – а изменить уже ничего нельзя.

Александр Иличевский:

Да. И к сожалению, нахожу в них опечатки.

Дмитрий:

Хорошая литература воспитывает хороших людей. Как ВЫ считаете, Ваши книги могут воспитать хорошего человека?

Илья Бояшов:

Литература не панацея. Она просто средство. Если человек мерзавец, вряд ли его исправит «Война и мир». А хорошему человеку она лишний раз прольет бальзам на душу.

Александр Иличевский:

Хороший человек непременно воспитывает себя сам, ибо воспитание состоит в поступках, а не в намерениях. Я был бы очень рад, если ему в этом могли бы помочь мои книги, но такой смелости взять на себя с уверенностью не могу.

Татьяна:

Бывает,что Вы чувствуете себя одиноким? Или писателю необходимо испытывать чувство одиночества хотя бы иногда?

Илья Бояшов:

Одиночество – первое, с чего писатель и начинается. Необходимое условие. Без него – никуда. Если его нет, за перо не возьмешься.

Александр Иличевский:

Одиночество необыкновенно плодотворное состояние ума и тела.

Михаил:

Как вы относитесь к литературным премиям, что они значат для вас? Рады ли выдвижению на "Большую книгу"?

Илья Бояшов:

Литературные премии – это очень хорошо. Пишущего человека надо поощрять, подпитывать. Главное, чтобы он чувствовал себя при этом не обязанным «руке дающей», а свободным.

Александр Иличевский:

Функция премий — заменить экспертное сообщество. Разумеется, механизм этой замены довольно грубый. Лично я рад своему третьему финалу.

Владимир:

В Москву не хотите переехать? А приезжать любите?

Илья Бояшов:

Москву очень люблю. Для меня она моя Родина с большой буквы. Сердце матушки-России, куда же без нее? Даже подсознательно слишком много с ней связано. А живу в Петергофе. Поверьте. Там тоже славно.

Лина Абрамян:

Следуя перечню вопросов в анонсе... с чего Вы начинаете ваше творчество?.. в целом... и каждый раз?

Александр Иличевский:

Думаю, что с мысли, которая в таком случае должна обрести способность к зрению, а лучше к предвидению.

Светлана:

Насколько важным для вас стал выход в финал "Большой книги"? Вы воспринимаете это как некий итог или как стимул? Расскажите о ваших ближайших творческих планах.

Александр Иличевский:

В ближайшем будущем надеюсь закончить роман. Но это только надежда.

Анна:

Критики хвалят Вас за Ваш богатый язык. Это у Вас от природы или Вы "научились говорить" благодаря литературе, книгам из детства и юности?

Александр Иличевский:

С проблемой языка столкнулся в детстве, в котором вокруг меня звучали совершенно разные диалекты русского, я старался их перенимать и различать. Мы жили в таком месте на юге СССР, куда людей ссылали или вербовали на стройки социализма отовсюду, это был такой языковой котел, столичной речи там не было.

Анна:

«Никогда я не представлял себе жизни без походов» - это цитата из Вашего рассказа «Горло Ушулука». Это Вы к себе относите? Вы домосед или путешественник?

Александр Иличевский:

Я совершенно однозначно путешественник — и все свое свободное время посвящаю путешествиям. Раньше я их не планировал, сейчас планирую и, таким образом, они становятся похожи на экспедиции.

Светлана Заславская:

С математикой и физикой насовсем покончено? Литература победила?

Александр Иличевский:

Да, к науке возврата нет давно, но не исключено, что как прикладная функция жизнедеятельности она еще сможет мне помочь.

SvetikS:

Для кого Вы пишете? Для себя? для близких и друзей или для абстрактного читателя?

Александр Иличевский:

Для предельно отстраненной формы самого себя.

Владислав Титов:

Все, о чем Вы писали в «Пении известняка» - переживали? Горящая осока из «Исчислимого», севастопольские ласточки из «Кефали» - Вы это своими глазами когда-то видели? Или Вам проще представлять это, видеть мысленно перед глазами?

Александр Иличевский:

Почти все рассказы в «Пении известняка» очень биографичны, особенно «Известняк» и «Исчислимое». Я не умею выдумывать. Рассказ непременно должен держаться на «гвозде правды».

Наталья:

Ваш герой из рассказа "Бутылка" разговаривает распевно, как деревенский фольклорный мужичок, а он математик :) Как так?

Александр Иличевский:

Это объясняется в самой повести, в начале: герой страдает по бросившей его возлюбленной, которая родом из глубокой провинции, — и таким образом, он, подражая ее речи, тоскует по ней, старается внутри себя ее если не возродить, то приблизить к себе.

Екатерина:

У Вас очень разные рассказы, ни один не похож на другой. Откуда берете сюжеты? Кто-то Вам рассказывает истории и Вы берете их за основу или придумываете?

Александр Иличевский:

Нет рецепта как придумать рассказ. Иногда мне кажется, что единственный совет тут может быть такой: быть предельно внимательным к скрытом звучанию действительности; стараться все время слышать незримое. И тогда рассказ родится целиком. Но есть и такие рассказы, их немного совсем, которые родились из собственного финала. Все остальное собиралось в них как воздух под зенит.

Надежда:

Ваши рассказы немного автобиографичны?

Александр Иличевский:

Все мои рассказы автобиографичные потому, что я не умею выдумывать.

Екатерина Алексеевна Дементьева:

В сборник "Пение известняка" фвошли и мелодрама, и трагедия, и фантастика... Какв Ваш любимый жанр, что Вам лучше всего пишется?

Александр Иличевский:

К сожалению, меня выбирает сюжет и жанр, а не я их. Следовательно, как повезет. Я не сосредотачиваюсь заведомо на предпочтениях.

Алексей Хохлов:

В чем метафоричность Известняка?

Александр Иличевский:

Для меня известняк — это звучащая неслышно вечность: до и после человека. Часть ответа на вопрос: кто видел мир, когда человека не было?

Татьяна:

Где Вы побывали вэтом году? Что Вам дают путешествия для творчества?

Александр Иличевский:

Если коротко: Урал, Питер, Иран, Израиль, Калифорния, собираюсь в Китай. Путешествия для меня — это как киту планктон. Серые киты вдоль тихоокеанского побережья преодолевают 20 тысяч миль, преследуя пространство, полное планктоном.

Анастасия:

Женщина в Ваших произведениях - какая она?

Александр Иличевский:

Думаю, что необыкновенно трудно ответить на этот вопрос. Если поверхностно, то в характерах женских преобладает таинственность, влечение к которой задает вектор устремлений героя на всех уровнях.

Инна Теплова:

У Вас очень интересные сравнения - "ветер уходил за солнцм, как мантия за царем-убийцей", "воробьи, как японские камикадзе над флотом в Перл-Харборе"... это все само приходит в голову, и Вы пишете, даже не раздумывая?

Александр Иличевский:

К сожалению, приходится думать. Все время приходится думать. Это, кстати, большое удовольствие — думать.