Архив

Виктория Мусвик. Место встречи

Виктория Мусвик. Место встречи
02/11/2012 13:47

Место встречи

В московском Мультимедиа Арт музее (бывший Московский дом фотографии) проходит ретроспектива «живого классика» Роберта Франка – автора, не только предвосхитившего в пятидесятых фотографию постмодерна и нынешние социальные проекты, но и связывающего нашу современность с «эпохой невинности» фотографии.

- Вот Перу у меня есть его альбом. Вот этот.

- Он самый дурацкий какой-то.

- Ну, в общем, да.

Один из диалогов, подслушанных на вернисаже. Ничего примечательного, обычный «разговор мимоходом» любителей фотографии. Но даже в нем ощущается то странное влияние, которое Роберт Франк оказывает на своих зрителей: чувство узнавания и личного контакта, внутреннее освобождение и желание выражать эмоции, а также формулировать свое мнение, пусть и не очень ловким образом.

В последние годы Франк, когда-то активно отвергаемый американским истеблишментом, стал одним из его героев. С начала двухтысячных в США и по всему миру прошло сразу несколько его выставок - в самых известных музеях, включая, например, Национальную галерею искусств в Вашингтоне, нью-йоркский МОМА, Tate Modern в Лондоне. Нынешняя московская экспозиция, сделанная куратором Мартином Гассером, поменьше: в Тейте, скажем, показывали более 250 работ, в Вашингтоне – все контактные листы «Американцев», а у нас это 120 снимков из коллекций двух швейцарских собраний, Музея фотографии города Винтертур и Швейцарского фотографического фонда. Но она дает какое-то удивительное чувство осмысленности происходящего, одновременно - совершенно в духе самого Франка - углубляя наше знание о мире, расширяя границы сознания и уводя его за пределы стереотипов.

Скажем, мы знаем Франка в основном как создателя знаменитых «Американцев». А здесь «Американцы» вообще не занимают центрального места, очень гармонично вписываясь в логику других проектов, в логику пути – и жизни. В текстах о Франке также любят подчеркивать его новаторский подход к документалистике, идею дороги и тему битничества в его творчестве. Но именно на этой экспозиции начинаешь чувствовать, насколько наш взгляд поверхностен и недостаточен и насколько движение по пути не только про разрывы между пунктами или про «паузы в этом постоянном движении» (так определял суть своих снимков сам Франк), но и про соединение двух точек на карте. Карте мира – и линии времени.

 До «Американцев»

Корни неприкаянности, которое, судя по вехам дальнейшей биографии, Франк ощущал всю жизнь, видны уже в ранних годах его становления как фотографа. Но ровно здесь же можно разглядеть и те семена, из которых в дальнейшем выросло крепкое ощущение связей с традицией посреди новаторских экспериментов с композицией, а чувство «европейскости» - в самых «американских» по духу фотографиях.

Роберт Франк родился в Цюрихе в 1924. Его детские годы прошли в атмосфере финансовой стабильности – семья была обеспеченной, родители устойчиво стояли на ногах. Возможно, поэтому в ранних фотографиях Франка есть что-то от легкости и безмятежности другого баловня судьбы - Жак-Анри Лартига. Однако в отличие от последнего юность все-таки не баловала Франка ощущением глубинно-радостного, бытийного соответствия статуса и образа жизни: иным было время, совсем другим – характер. Ведь он родился уже после всех крушений второго «проклятого десятилетия» XX века, после гибели «Титаника», катастрофы I мировой и русской революции, вызвавших падение идей о естественности социального устройства - разбившейся на мелкие осколки «эпохи невинности» европейской культуры.

Когда в 1935 Гитлер лишил евреев немецкого гражданства (они получили равные с немцами права в 1871), без него остался отец Франка, сам Роберт, а также его брат Манфред (их мать была гражданкой Швейцарии). К тому же Роберт отказался от участия в семейном бизнесе, выбрав для себя обучение фотографии «в подмастерьях»: гражданам Швейцарии за такую работу платили, «лицам без гражданства» нет.

Свою первую, рукотворную, книгу под названием «40 фотографий» Франк создал уже после войны - в 1946. А в 1947 уехал в Штаты: Швейцария была, по его собственным словам, «слишком закрытой, слишком маленькой». В тот момент Роберту было 22 года. В Нью-Йорке, показав свое швейцарское портфолио в Harpers Bazaar, он получил место фэшн-фотографа – завидное начинание для молодого автора. К тому же, Алексей Бродович – знаменитейший арт-директор, «создатель» многих фотоимен, фотостилей и фотосудеб - принял в нем участие: посоветовал развивать спонтанность, уже пробивавшуюся в снимках Франка, несмотря на внимание к соблюдению правил и формальной стороне дела его швейцарских учителей.

Но… это был путь, сулящий разочарование. Во-первых, стоило, конечно, эмигрировать в Америку, чтобы столкнуться с тем же самым, навязшим в зубах, осточертевшим семейным подходом «время-деньги». А во-вторых, «Харперс» закрыл свою «штатную» студию и, по сути, сократил Франка. Потеряв работу, он начал много путешествовать по Южной Америке и Европе, курсируя между ними и Нью-Йорком. Его также стали публиковать фотожурналы, прошло несколько небольших выставок.

Снимков конца сороковых-начала пятидесятых на нынешней выставке немало; многие из них - винтажи. В силу особенностей экспозиции ты видишь их не хронологически, а «нелинейно»: разные по времени проекты предстают перед глазами одновременно или с разрывами по времени, словно добавляя новые штрихи к хорошо знакомым более поздним книгам и сериям. Налево пойдешь - увидишь перуанские кадры 1948. А обойдя уже всю выставку, пойдешь направо – и снова окажешься в самом начале пути, но уже в Европе, заметишь снимки «Кантонной ассамблеи» 1949 с ее интересом не к событию, а к людям, их реакциям и соположению личного и общественного пространств, как и позже в самых знаменитых его кадрах. А рядом – оригинал-макет книги 1952 года «Black and White Things», композиционно, самим подходом к выбору и компоновке кадров, а также чувством «расслабленного контакта» со зрителями предвосхищающей «Американцев».

Все это, конечно же, не случайно: самой своей структурой выставка словно воссоздает важнейшие особенности творчества Франка. Вообще, такая кураторская осмысленность – не самое частое и тем необычайно ценное качество для экспозиций ретроспективного плана. Но осознанию, через саму композиционную ткань выставки, подвергается не только общеизвестное вроде склонности к метаниям-путешествиям и развивающегося именно в это время особого «эмоционального», «мимолетного», «рваного» стиля. За это Франка будут активно критиковать в Штатах, а потом назовут «пионером послевоенной документальности» и предшественником Ли Фридлендера и Дианы Арбус. На поверхность выходит и то, о чем мы задумываемся гораздо реже – скажем, удивительная преемственность между старой европейской фотографией и новым подходом постепенно рождающегося постмодерна. И работы Франка здесь – как отсутствующее в нашем сознании связующее звено или тот магический кристалл, где можно увидеть одновременно будущее и прошлое мировой фотографии.

Эта одновременность эпох, континентов и художественных стилей в некоторых из снимков Франка завораживает. Вот его Нью-Йорк 1948 года: снимки отчетливо показывают не только зачатки, в том числе визуальные, того, что мы именуем «нашей современностью», но и отсылают к городу 1910-20х, чуть архаичному, более медленному, неспешному. А Лондон 1951-го полон черт, которые делают его похожим на более динамичную Америку эпохи; но другие детали, все эти цилиндры и монументальные «имперские» постройки, отсылают к 19 веку, а работа со светом – чуть ли не к Жоржу де Латуру. Франковский же Париж 1950 – это одновременно и романтическо-критический Париж Кертеша, и быстрый и рваный Париж Кляйна. Точно так же репортаж об уэльсских шахтерах становится точкой встречи «новой социальности» 1960-70х (ее еще нет в природе, но у Франка мы словно видим ее проекцию из будущего) и проектов пионеров фотографии, горячо призывавших к переменам в самом начале 20 века.

«Американцы»

И все-таки проектом, прославившим Роберта Франка, стали его «Американцы». И конечно, не удивительно, что зрителей выставки у двери в зал с основной экспозицией встречает самый известный кадр серии, снятый почти в начале работы над ней - «Троллейбус», Новый Орлеан, 1955. Белая, одетая с иголочки дама, белые дети, чернокожий мужчина и чернокожая женщина, «обрамленные» окнами, почти все смотрят в кадр – социальная структура тогдашней Америки как на ладони. Кадр, снятый случайно, – на самом деле Франк фотографировал парад. Квинтэссенция проекта.

В начале пятидесятых Франк довольно близко сошелся с двумя знаменитыми фотографами: Эдвардам Штайхеном, в тот момент главным по фотографии в МОМА, и Уолкером Эвансом, занимавшим в это время пост редактора иллюстраций журнала Fortune. Первый включил работы молодого автора в выставку «51 фотограф Америки» и поощрял его «снимать душу человека», второй – подал мысль получить грант в фонде Гуггенхайма на оплату путешествий по стране (до этого Франк, по всей видимости, ездил не только на свои, но и на деньги семьи); оба они активно поддержали заявку. Итог: в 1955 Франк, первым из европейских фотографов, получил стипендию фонда.

В течение двух последующих лет он колесил по Штатам на стареньком Форде. Истратил 767 роликов фотопленки и отснял более 27 тысяч кадров. Из них он напечатал около тысячи, отобрав для книги всего 83.

В каком-то смысле «Американцы» - это, конечно, очень европейский проект, даром что сделанный на деньги американского фонда. Недаром опубликовать альбом в США так и не удалось – он вышел в Париже, опубликовал его знаменитый Робер Дельпир («Les Américains», 1958). Книга, признанная сейчас одним из лучших портретов американской нации, показалась тогда слишком недоброжелательной, непонятной, нелепой, неуклюжей, с «пьяными горизонтами», а сама Америка чересчур «похожей на Советы». Обвинения в коммунистических взглядах вообще звучали неоднократно, а один раз Франка даже арестовал какой-то излишне ретивый коп.

Конечно же, «Американцы» - это взгляд чужака, настроенного одновременно критически и заинтересованно, скептически и удивленно. Взгляд пришельца из другой культуры, «слишком» хорошо и явно знакомого с художественными экспериментами авангарда, с настроениями Ман Рэя, с полетом фантазии Брассаи. Но самое удивительное – именно он, этот подозрительный швейцарец, слишком похожий на шпиона-комми, видит то, чего не замечают слишком погруженные в жизнь страны «коренные». Надутые и важные отцы города и большие машины, звездно-полосатые флаги и ковбойские шляпы, бездомные и целующиеся парочки, и просто прохожие. Все это герои этих «зернистых, моментальных, временами смазанных и нечетких по композиции кадров», а другой их герой – сама социальная структура общества. Но странным образом, хотя в них много «типично американского», здесь нет привычных европейских клише об Америке, а «скользящий» битнический взгляд оказывается одним из самых глубоких в истории американской фотографии.

И главное – здесь столько же «очернения американской действительности», сколько и нежности, и мягкого, доброжелательного юмора, а также наметок путей разговора о самых важных проблемах: неравенстве, расизме, консюмеризме, к которому Америка станет готовой только спустя какое-то время, и тонких наблюдений над уходящими привычками более традиционно устроенного общества, к которым Франк также относится с симпатией (этого уже не будет у фотографов постмодерна). Рассматривая снимки этой серии, как ни странно, ловишь себя на мысли «хочу в Америку», за которой тут же следует другая «такой Америки уже нет».

Холодная недоброжелательность приема альбома в США, который все-таки был издан здесь в 1959 с предисловием «короля битников» Джека Керуака, по всей видимости, подтолкнул решение Франка покончить с фотографией. Его последним проектом – до «ухода» в кинематограф – стала небольшая фотосерия 1958 года, снятая из окна нью-йоркского автобуса: фиксируется «что попало» в объектив в тот момент, когда машина трогалась с места. И снова странное ощущение «соположения времен» - здесь столько же от Эжена Атже, сколько и от современных экспериментов с веб-камерами наших современников вроде Майкла Вулфа и Джона Рафмана.

 После «Американцев»

«Я положил свою лейку в шкаф. Хватит охотиться, преследовать, иногда ловя суть черного и белого, знание, где живет Бог. Я снимаю кино. Теперь я разговариваю с людьми через видоискатель кинокамеры».

Вопреки собственным заявлениям, Франк в 1959 не отказался от фотографии навсегда. Однако в последующие 15 лет ведущим языком высказывания об окружающем мире для него стал именно кинематограф, где он мог, по его же словам, «сказать нечто большее» и «сказать это иначе». «Погадай на ромашке» (1959), по пьесе Керуака; «Я и мой брат» (1965-68), фильм о пациенте психиатрической клиники, брате актера Петра Орловски; получивший награду в Венеции фильм «Чаппакуа» (1966), автобиографические «Беседа в Вермонте» (1969) и «Обо мне: мюзикл» (1971), «Минетный блюз» (1972) - «жесткая» картина о Rolling Stones, выход которой в прокат был остановлен самими музыкантами. Всего 31 «экспериментальный» фильм и видео, многие из которых держались почти в секрете; кадры из некоторых из них можно также увидеть на выставке.

Они же перемежаются здесь не менее экспериментальной фотографией. Она все более полна печали: Франк снова взял в руки фотокамеру после 1971 и переезда в Канаду, а в 1974 погибла в автокатастрофе его дочь. В работах этого времени он вроде бы совсем отказывается от ранней - «прямой» и документальной - фотографии. Но на самом деле вся ее эстетика остается и здесь тоже. Просто она как будто доведена до точки разрыва – «моментальность» стремится к своему пределу в поляроидных кадрах, страсть к созданию осознанных серий и фотокниг превращается в серии «контактов», в словно собранные на живую нитку большие фотоколлажи, иногда с процарапанными на них или написанными размашисто краской с подтеками словами «Устал от прощаний» или «Здесь в первый раз и больше никогда мои друзья, которые ушли, вместе».

И все же даже в этих, столь явно идущих в ногу со все более уходящим в депрессию настоящим 1970-80х, взгляд Франка не достигает жесткости последующих поколений. Снова и снова он отсылает нас к прошлому фотографии, от которого остается «рукотворность» самых первых в истории дагерротипов и тальботипов, особая «нежность месседжа» и какая-то несовременная, странная бережность к зрителю и его эмоциональному миру. А работы «в духе contemporary art» невольно вызывают крамольную мысль – а все-таки он умеет значительно больше, чем только это.

 В последние годы Франк занимается небольшими проектами (в том числе для правительства и по заказу фэшн-журналов). Он приобрел репутацию отшельника, хотя изредка продолжает давать интервью (одно из них можно почитать вот здесь: http://focusontofilm.com/2011/01/interview-with-robert-frank-american-visions-photographer-and-filmmaker-1996/.

«Американцы» же до сих пор продолжают будоражить умы фотографического сообщества, привлекая как восторженных поклонников, так и «крушителей устоев». Так, совсем недавно, в 2012 вышла книга, в которой известные фотографы современности выбрали самые интересные, на их взгляд, кадры из этого удивительного проекта (http://lightbox.time.com/2012/10/04/the-americans-list-a-salute-to-robert-frank/#end). А живущий в Англии бельгийский художник Мишка Хеннер выпустил в том же 2012 книгу «Less Américains», в которой стер лица героев снимков Франка якобы в целях исследования «природы документальности» (http://6thfloor.blogs.nytimes.com/2012/02/28/erasing-americans/?ref=robertfrank).

Автор Виктория Мусвик